notes

book/src/preface.md

@@ -36,7 +36,7 @@ The term ‘nihilism’ has a hackneyed quality. Too much has been written on th
 > перевод частичный
 > автор тут явно заигрывает со смыслами чтобы не писать скучное перечисление напрямую, вполне вероятно в указанных работах используются те самые формулировки что он тут юзает
 
-Прежде всего, текст не рассматривает нигилзм как расстройство и не даёт от него советов. Но он также не превозносит пафос конечности как оплот против метафизического высокомерия (Critchley 1997) и не прославляет неопределенность интерпретации как долгожданное освобождение от гнетущего универсализма рационализма Просвещения (Vattimo 1991 и 2004). Он также не пытается восстановить авторитет разума перед лицом скептицизма и иррационализма, защищая платонизм от разрушения хайдеггеровским экзистенциализмом (Rosen 2000), или гегельянство от пращ и стрел французского постструктурализма (Rose 1984). Наконец, он не пытается представить концептуальную генеалогию нигилизма (Cunningham 2002), критическую предысторию проблематики (Gillespie 1996) или синоптический обзор ее различных ответвлений в философии и литературе девятнадцатого и двадцатого веков (Souche-Dagues 1996).
+Прежде всего, текст не рассматривает нигилзм как расстройство и не даёт от него советов. Но он также не превозносит пафос конечности как барьер от метафизического высокомерия (Critchley 1997) и не прославляет неопределенность интерпретации как долгожданное освобождение от угнетающего универсализма просвещенческого рационализма (Vattimo 1991 и 2004). Он также не пытается восстановить авторитет разума перед лицом скептицизма и иррационализма, защищая платонизм от разрушения хайдеггеровским экзистенциализмом (Rosen 2000), или гегельянство от пращ и стрел французского постструктурализма (Rose 1984). Наконец, он не пытается представить концептуальную генеалогию нигилизма (Cunningham 2002), критическую предысторию проблематики (Gillespie 1996) или синоптический обзор ее различных ответвлений в философии и литературе девятнадцатого и двадцатого веков (Souche-Dagues 1996).
 
 First and foremost, it does not treat nihilism as a disease, requiring diagnosis and the recommendation of an antidote. But neither does it extol the pathos of finitude as a bulwark against metaphysical hubris (Critchley 1997), or celebrate the indeterminacy of interpretation as a welcome liberation from the oppressive universalism of Enlightenment rationalism (Vattimo 1991 & 2004). Nor does it try to reassert the authority of reason in the face of scepticism and irrationalism, whether by defending Platonism from the depredations of Heideggerean existentialism (Rosen 2000), or Hegelianism against the slings and arrows of French post-structuralism (Rose 1984). Lastly, it does not attempt to provide a conceptual genealogy of nihilism (Cunningham 2002), a critical pre-history of the problematic (Gillespie 1996), or a synoptic overview of its various ramifications in nineteenth- and twentieth-century philosophy and literature (Souche-Dagues 1996).